Читать книгу "Марионетки в ящике - Ли Льеж"

Козетта, тяжело дыша, подумала, что в прошлый раз эта дорога далась ей гораздо легче. Конечно, большую часть пути она проделала на телеге. Но ведь три мили с лишним ей пришлось идти пешком, продираясь через бурелом, в полной темноте. И вышла-таки! А сейчас день, дорога под горку, не приходится шарахаться от каждой ветки, боясь выколоть глаза. И всё равно идти почти невозможно.

О чём думали остальные, она не знала.

Четверть часа спустя Куница велел всем подниматься. В ответ раздались приглушённые стоны, но спорить никто не стал. Дорога продолжилась. Лес становился всё гуще и гуще, всё темнее и темнее. Или это солнце уже начало клониться к закату? Никаких признаков человеческого жилья поблизости не было.

Ещё через два часа они остановились, чтобы поесть. Яблочные пряники, прихваченные со стола, утолили голод, но не жажду. Воды ни у кого с собой не было.

– Напьёмся в деревне, да? – спросил Ли.

– Если дойдём, – Козетта была уже ни в чём не уверена.

И они снова пошли дальше. Сначала дорога шла под уклон, потом стала относительно ровной, потом отчего-то поползла вверх. Куница невозмутимо шагал вперёд, а Козетта тупо смотрела на его спину, стараясь ни на что больше не обращать внимания. В этом сомнамбулическом режиме она прошагала ещё, должно быть, миль пять, прежде чем Ли споткнулся, упал в грязную лужу, заныл и потребовал привала.

– Уже темнеет, – негромко напомнил Куница.

– Но ведь деревня должна быть уже совсем близко! – Ли выглядел так, будто собирается вот-вот разрыдаться.

– Ну хорошо, – Куница скинул с плеч рюкзак, – только не жалуйтесь, если в деревню мы явимся ночью.

А Козетте было уже всё равно. Она села на покрывало рядом с Беном и положила голову ему на плечо. Бедняга Бен сидел напряжённый, как струна, и боялся шелохнуться.

Потом они снова двинулись дальше. Силы были на исходе, лес стал совсем тёмным, и только Куница, казалось, до сих пор понимал, в какую сторону они идут. Остальные просто шли, чтобы согреться, ведь стало ещё и холодно.

Не хватает только дождя, подумала Козетта. И тут же сверху что-то зашелестело.

– Дождь, – сообщил Куница.

– Ну всё, я больше не могу! – Ли закрыл лицо руками и принялся всхлипывать. – Я этого не заслужил! Я устал, у меня ноги отваливаются! Я весь в грязи! Я больше никуда не пойду!

– Здесь останешься?

– Да! И пусть меня лучше волки съедят! – всхлипы перешли в настоящий плач.

– А здесь есть волки? – вполголоса спросил Бен.

– Это лес, почему бы здесь и не быть волкам? – Куница подошёл к Моргану и потрепал его по плечу. – Потерпи ещё немножко, дружище. Сам понимаешь, мы не можем тебя тут бросить.

Ли благодарно посмотрел на него и вскоре затих. И они снова начали шагать вперёд, всё чаще оскальзываясь на мокрой земле и уже почти ничего не видя.

– Кажется, выходим, – вдруг объявил Куница.

Козетта подняла голову и различила впереди какие-то смутные просветы: лес начал редеть. И откуда только силы взялись! Она обогнала всех, обогнала Куницу и, задыхаясь, бросилась к выходу из леса. Остальные поспешили за ней.

Небо, усыпанное звёздами, было задёрнуто тонкой вуалью туч. На вершине холма стоял старый знакомый особняк, его окна приветливо светились.

За спиной послышался чей-то истерический хохот. Козетта обернулась и увидела, что Бен старается успокоить вопящего и бьющего себя кулаками по коленям Ли.

– Куница, – хрипло проговорила Козетта, – что это значит? Ты куда нас завёл?

У Куницы было странное лицо, вроде бы даже довольное. Впрочем, в полумраке трудно было разглядеть, радуется он или плачет.

– Я не знаю, как это получилось, – ответил он, – мы же шли по дороге.

– И что теперь? – Бен обхватил Ли за плечи и посмотрел на Куницу.

– Нам придётся вернуться в дом. Дождь усиливается. – с этими невероятными словами Куница передёрнул плечами и зашагал вверх по тропе.

Козетта поняла, что уже ничего не понимает. И это ощущение ей очень не понравилось.

Глава 6

Сора

Я не люблю видеть сны о прошлом. Они всегда приходят в неподходящий момент. Вот сейчас, именно сейчас для них совсем не время: я на краю пропасти и меня стремительно тянет вниз. Прошлая жизнь закончена навсегда, я никогда больше не вижу тех людей, которые были со мною рядом, и никогда не вернусь в страну, которая была моей родиной. Сейчас я в большой опасности. Я должна бы не спать ночами от ужаса, но я сплю, и сплю крепко. Видения о прошлом приходят ко мне лишь под утро. Я ворочаюсь, но не могу проснуться.

Картина первая. Я шарю руками в пыли, вытаскивая рисинки. Какой-то прохожий просыпал рис из мешка прямо возле нашего дома. Он громко выругался, затопал ногами, втаптывая просыпанное в дорожную грязь, и пошёл себе дальше. Соседи ходят вокруг и поджимают губы: они и сами собрали бы рис, но им стыдно поднимать то, что топтал босыми ногами какой-то чужак. Тогда мать посылает меня и делает вид, что я сама это придумала – выколупывать зёрна риса из пыли и мусора. Мне три года. Вечером мне дадут немного варёного риса в глиняном черепке.

Картина вторая. Мать лежит на тощем футоне и стонет. В хижине сумрачно, дождь льётся сквозь дыры в потолке и на полу собираются лужицы. Я поджимаю ноги, чтобы не касаться воды. Перед матерью на коленях стоит пожилой мужчина. Это доктор. Его прислали соседи – они устали слушать, как стонет и кричит моя мать. Одежда матери распахнута, и доктор ощупывает короткими толстыми пальцами её шею и грудь. При этом он качает головой и что-то бормочет.

Картина третья. Я плачу: у меня болит живот. В приюте, куда меня забрали, кормят только редькой и изредка чем-то другим, чему я не знаю названия. Мы все мучаемся животами от такой еды, но взрослые учат нас быть благодарными. На улице, говорят они, есть совсем нечего. Выбирайте сами, что вам больше нравится – мусор и объедки или эта свежая, приготовленная на огне еда.

Картина четвёртая. Я живу у торговки рыбой. Я совсем не помню её лица, но помню, что живот у неё был круглый, а пальцы на ногах кривые. Целыми днями я перебираю и чищу рыбу. Мы встаём очень рано, чтобы успеть купить у рыбаков их ночной улов, и идём на рынок с полными корзинами рыбы и моллюсков. Рыба долго лежит на солнце и начинает пованивать, над ней кружатся мухи, а хозяйка ругается, будто это я виновата. Мне кажется, что я вся провоняла рыбой так, что этот запах не отвяжется от меня и в старости.

Местные ребятишки кличут меня Рыбьей Кишкой. «Гляди-ка, снова Рыбья Кишка пришла!» А ведь меня зовут Сора, это значит – Небо. Но в реальности я редко вижу что-то кроме пыльных дорог и дощатых прилавков.

Картина пятая. Я попадаю в школу для бедных детей. Теперь я уже не живу у торговки рыбой: мы, три десятка маленьких девочек, обитаем все вместе в узком, длинном здании, в котором имеются только два маленьких окна с торцов. Днём мы тут учимся, вечером разворачиваем наши тюфяки и спим. Кормят нас однообразно, но вполне сносно, одевают в уродливую форму, в которой невозможно дышать, заставляют носить башмаки. Мне совсем не нравится учиться: я не понимаю, как живой человек может запомнить столько иероглифов. Но нерадивых учениц больно бьют палкой по ладоням.